Неточные совпадения
В праздничные
дни, когда мужское большинство уходило от семей развлекаться
по трактирам и пивным, мальчики-ученики играли в огромном дворе, — а дома оставались женщины,
молодежь собиралась то в одной квартире, то в другой, пили чай, грызли орехи, дешевые пряники, а то подсолнухи.
Широко и весело зажила Вера Ивановна на Пречистенке, в лучшем из своих барских особняков, перешедших к ней
по наследству от отца. У нее стали бывать и золотая
молодежь, и модные бонвиваны — львы столицы, и дельные люди, вплоть до крупных судейских чинов и адвокатов. Большие коммерческие
дела после отца Вера Ивановна вела почти что лично.
Когда через две недели молодые люди опять вернулись вместе с отцом, Эвелина встретила их с холодною сдержанностью. Однако ей было трудно устоять против обаятельного молодого оживления. Целые
дни молодежь шаталась
по деревне, охотилась, записывала в полях песни жниц и жнецов, а вечером вся компания собиралась на завалинке усадьбы, в саду.
В те
дни, когда усадьба наполнялась говором и пением приезжей
молодежи, Петр ни разу не подходил к фортепиано, на котором играл лишь старший из сыновей Ставрученка, музыкант
по профессии.
Два
дня спустя Марья Дмитриевна,
по обещанию, прибыла со всей своей
молодежью в Васильевское.
— Не знаю, не заметил… а
по моему мнению, бывает воздержность, которая гораздо больше говорит, нежели самая недвусмысленная жестикуляция… Впрочем, вы,
молодежь, лучшие ценители в этом
деле, нежели мы, старики. Вам и книги в руки.
Чувство это в продолжение 3-месячного странствования
по станциям, на которых почти везде надо было ждать и встречать едущих из Севастополя офицеров, с ужасными рассказами, постоянно увеличивалось и наконец довело до того бедного офицера, что из героя, готового на самые отчаянные предприятия, каким он воображал себя в П., в Дуванкòй он был жалким трусом и, съехавшись месяц тому назад с
молодежью, едущей из корпуса, он старался ехать как можно тише, считая эти
дни последними в своей жизни, на каждой станции разбирал кровать, погребец, составлял партию в преферанс, на жалобную книгу смотрел как на препровождение времени и радовался, когда лошадей ему не давали.
Великий писатель болезненно трепетал пред новейшею революционною
молодежью и, воображая,
по незнанию
дела, что в руках ее ключи русской будущности, унизительно к ним подлизывался, главное потому, что они не обращали на него никакого внимания.
Старики больше любовались на
молодежь, прохаживались
по закускам и калякали о своих собственных
делах.
—
Молодежь коммуны смеялась над нами, старики осуждали нас. Но молодость — упряма и по-своему — умна! Настал
день свадьбы, мы не стали к этому
дню богаче и даже не знали, где ляжем спать в первую ночь.
Когда я вошел в музей профессора, Изборского окружала кучка студентов. Изборский был высок, и его глаза то и
дело сверкали над головами
молодежи. Рядом с ним стоял Крестовоздвиженский, и они о чем-то спорили. Студент нападал. Профессор защищался. Студенты,
по крайней мере те, кто вмешивался изредка в спор, были на стороне Крестовоздвиженского. Я не сразу вслушался, что говорил Крестовоздвиженский, и стал рассматривать таблицы, в ожидании предстоявшей лекции.
Кроме того, я знал, что, оставив мать, я поступлю в общее отделение жеребят, где мы стояли по-двое и по-трое — и каждый
день всей гурьбой
молодежи выходили на воздух.
— Вот, сударь, — начал г. Ратч и ударил себя
по ляжке, — в каких занятиях вы нас с Сусанной Ивановной застали: счетами занимаемся. Супруга моя в «арихметике» не сильна, а я, признаться, глаза свои берегу. Без очков не могу читать, что прикажете делать? Пускай же
молодежь потрудится, ха-ха! Порядок требует. Впрочем,
дело не к спеху… Спешить, смешить, блох ловить, ха-ха!
Родители ее принадлежали и к старому и к новому веку; прежние понятия, полузабытые, полустертые новыми впечатлениями жизни петербургской, влиянием общества, в котором Николай Петрович
по чину своему должен был находиться, проявлялись только в минуты досады, или во время спора; они казались ему сильнейшими аргументами, ибо он помнил их грозное действие на собственный ум, во
дни его молодости; Катерина Ивановна была дама не глупая,
по словам чиновников, служивших в канцелярии ее мужа; женщина хитрая и лукавая, во мнении других старух; добрая, доверчивая и слепая маменька для бальной
молодежи… истинного ее характера я еще не разгадал; описывая, я только буду стараться соединить и выразить вместе все три вышесказанные мнения… и если выдет портрет похож, то обещаюсь идти пешком в Невский монастырь — слушать певчих!..
Все молчали. Егор Михайлович велел принесть, к завтрашнему
дню рекрутские деньги,
по семи копеек с тягла, и, объявив, что всё кончено, распустил сходку. Толпа двинулась, надевая шапки за углом и гудя говором и шагами. Приказчик стоял на крыльце, глядя на уходивших. Когда молодежь-Дутловы прошли за-угол, он подозвал к себе старика, который сам остановился и вошел с ним в контору.
И вот все люди, так или иначе прикосновенные к
делам барнумовского характера, взбудоражились и заволновались. Женатые директора мечтали: «А вдруг Барнуму приглянется мое предприятие, и он возьмет да и купит его, по-американски, не торгуясь». Холостякам-артистам кто помешает фантазировать? Мир полон чудес для
молодежи. Стоит себе юноша двадцати лет у окна и рубит говяжьи котлеты или чистит господские брюки. Вдруг мимо едет королевская дочка: «Ах, кто же этот раскрасавец?..»
Бабы да девки тоже хлопочут: гряды в огородах копают, семена на солнце размачивают, вокруг коровенок возятся и ждут не дождутся Егорьева
дня, когда на утренней заре святой вербушкой погонят в поле скотинушку, отощалую, истощенную от долгого зимнего холода-голода…
Молодежь работает неустанно, а веселья не забывает. Звонкие песни разливаются
по деревне. Парни, девки весну окликают...
Кроме
дней обрядных, лишь только выдастся ясный тихий вечер,
молодежь, забыв у́сталь дневной работы, не помышляя о завтрашнем труде, резво бежит веселой гурьбой на урочное место и дó свету водит там хороводы, громко припевая, как «Вокруг города Царева ходил-гулял царев сын королев», как «В Арзамасе на украсе собиралися молодушки в един круг», как «Ехал пан от князя пьян» и как «Селезень
по реченьке сплавливал, свои сизые крылышки складывал»…
В тот
день рубят березки, в домах и
по улицам их расставляют ради Троицы, а вечером после всенощной
молодежь ходит к рекам и озерам русалок гонять.
Действительно,
дело не более как пробный шар, как барометр общественного настроения, — это так; но зло истории, по-моему, в том, что теперь огромная масса
молодежи лишена своего естественного и легально-гарантированного центра, каким был университет.
Так веселятся в городке, окруженном скитами. Тот же дух в нем царит, что и в обителях, те же нравы, те же преданья, те ж обиходные, житейские порядки… Но ведь и
по соседству с тем городком есть вражки, уютные полянки и темные перелески. И там летней порой чуть не каждый
день бывают грибовные гулянки да ходьба
по ягоды, и там до петухов слушает
молодежь, как в кустиках ракитовых соловушки распевают, и там… Словом, и там, что в скитах, многое втайне творится…
Расходятся мирно и тихо
по избам, и там в первый раз после лета вздувают огни. Теперь барские дожинные столы перевелись, но у зажиточных крестьян на Успеньев
день наемным жнеям и жнецам ставят еще сытный обед с вином, с пивом и непременно с деженем, а после обеда где-нибудь за околицей до поздней ночи
молодежь водит хороводы, либо, рассевшись
по зеленому выгону, поет песни и взапуски щелкает свежие, только что созревшие орехи.
А с утра
по Невскому,
по Морским,
по другим улицам и в центре, и на окраинах разъезжали патрули жандармов. Этим только и отличалось масленичное воскресенье от последних
дней той же кутильной недели. Те же балаганы, катанье на них, вейки-чухонцы, снованье праздного подвыпившего люда. Ничего похожего на особые группы
молодежи, на какую-нибудь процессию.
Студента вы всегда могли отличить
по его молодости, манере одеваться, прическе, тону, жестам. Но никаких внешних отличий на нем не было. Тогда не видно было и тех беретов, которые теперь студенты носят как свой специальный «головной убор». Все кафе, пивные, ресторанчики бывали полны
молодежи, и вся она где-нибудь да значилась как учащаяся. Но средний, а особенно типичный студент, проводил весь свой
день где угодно, но только не в аудиториях.
Студента вы всегда могли отличить
по его молодости, манере одеваться, прическе, тону, жестам. Но никаких внешних отличий на нем не было. Тогда не видно было и тех беретов; которые теперь студенты носят как свой специальный «головной убор». Все кафе, пивные, ресторанчики бывали полны
молодежи, и вся она где-нибудь да значилась как учащаяся. Но средний, особенно типичный студент, проводил весь свой
день где угодно, но только не в аудиториях.
Андрей Андреевич Сидоров получил в наследство от своей мамаши четыре тысячи рублей и решил открыть на эти деньги книжный магазин. А такой магазин был крайне необходим. Город коснел в невежестве и в предрассудках; старики только ходили в баню, чиновники играли в карты и трескали водку, дамы сплетничали,
молодежь жила без идеалов, девицы день-деньской мечтали о замужестве и ели гречневую крупу, мужья били своих жен, и
по улицам бродили свиньи.
Вечеринка была грандиозная, — первый опыт большой вечеринки для смычки комсомола с беспартийной рабочей
молодежью. Повсюду двигались сплошные толпы девчат и парней. В зрительном зале должен был идти спектакль, а пока оратор из МГСПС [Московский городской совет профессиональных союзов.] скучно говорил о борьбе с пьянством, с жилищной нуждой и религией. Его мало слушали, ходили
по залу, разговаривали. Председатель юнсекции то и
дело вставал, стучал карандашиком
по графину и безнадежно говорил...
Время свое он
делил между посещениями большого петербургского света, куда был принят
по праву имени и богатства, и безумными оргиями с товарищами, как офицерами и другими представителями «золотой» петербургской
молодежи.
По тротуару от университетских зданий — взад и вперед — то и
дело мелькают синие околыши фуражек. Это движение
молодежи увеличивается каждый час, немного раньше и тотчас после перемены в аудиториях Нового университета.